Effektivnost' metformina v profilaktike serdechno-sosudistoy patologii pri sakharnom diabete tipa 2 i metabolicheskom sindrome


Cite item

Full Text

Abstract

Прогрессирование при СД макроваскулярных (патология коронарных, церебральных и периферических сосудов) и микроваскулярных (диабетическая ретинопатия, нефропатия и нейропатия) осложнений выводит его на 3-е место по летальности после сердечно-сосудистой и онкологической патологий. Смертность от сердечно-сосудистых заболеваний больных с СД типа 2 в 3 раза выше, чем у населения в целом [2]. При этом в 80% случаев причиной смерти является атеросклеротическое поражение коронарных, церебральных и периферических сосудов [3]. В целом от заболеваний, обусловленных атеросклерозом, умирают больше больных диабетом, чем суммарно от всех других причин [4]. Причиной такого выраженного поражения сосудистого русла в настоящее время считают гипергликемию. Метаанализ 20 различных исследований, включавших 95 783 пациентов, наблюдаемых в течение 12 лет, позволил сделать вывод о том, что глюкоза является таким же фактором риска для развития атеросклероза и острой сердечно-сосудистой летальности, как и уровень общего холестерина и АД [5].Наиболее доступным и эффективным средством в настоящее время является метформин, основной механизмом действия которого – снижение ИР за счет повышения активности тирозинкиназы инсулинового рецептора в периферических тканях. В результате улучшается утилизация и окисление глюкозы в периферических тканях [29, 30], подавляются липолиз и окисление свободных жирных кислот как альтернативного энергосубстрата [30, 31]. Именно с повышением чувствительности к инсулину печеночной ткани связывают снижение глюконеогенеза и гликогенолиза [32, 33]. Таким образом, сахароснижающий эффект метформина является не столько гипогликемическим, сколько антигипергликемическим, так как приводит к снижению печеночной продукции глюкозы и уровня гликемии. С повышением чувствительности периферических тканей к инсулину связывают и снижение потребности в инсулине и улучшение функциональных возможностей b-клеток в связи со снижением глюкозотоксичности [34]. Кроме того, как показывают результаты недавних исследований, метформин может способствовать повышению уровня глюкагонподобного пептида-1 (ГПП-1), стимулирующего, как известно, секрецию инсулина, за счет улучшения абсорбции глюкозы в более дистальных отделах тонкого кишечника, где в основном и локализованы L-клетки, секретирующие ГПП-1 [35, 36]

Full Text

Прогрессирование распространенности сахарного диабета (СД) типа 2 во всем мире приобрело характер «неинфекционной эпидемии». По прогнозам экспертов Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), количество больных с СД типа 2 должно увеличиться с 1997 по 2025 г. со 143 до 380 млн человек [1], причем в основном это будут жители развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки. Прогрессирование при СД макроваскулярных (патология коронарных, церебральных и периферических сосудов) и микроваскулярных (диабетическая ретинопатия, нефропатия и нейропатия) осложнений выводит его на 3-е место по летальности после сердечно-сосудистой и онкологической патологий. Смертность от сердечно-сосудистых заболеваний больных с СД типа 2 в 3 раза выше, чем у населения в целом [2]. При этом в 80% случаев причиной смерти является атеросклеротическое поражение коронарных, церебральных и периферических сосудов [3]. В целом от заболеваний, обусловленных атеросклерозом, умирают больше больных диабетом, чем суммарно от всех других причин [4]. Причиной такого выраженного поражения сосудистого русла в настоящее время считают гипергликемию. Метаанализ 20 различных исследований, включавших 95 783 пациентов, наблюдаемых в течение 12 лет, позволил сделать вывод о том, что глюкоза является таким же фактором риска для развития атеросклероза и острой сердечно-сосудистой летальности, как и уровень общего холестерина и АД [5]. Механизм повреждающего действия гипергликемии на сосудистое русло остается не вполне ясным, однако подавляющее большинство исследователей связывают повреждающий эффект гипергликемии с окислительным стрессом, развивающимся в результате повышения продукции свободных радикалов (или активных форм кислорода – АФК) при самоокислении глюкозы, с одной стороны, и снижения активности антиоксидантной защиты организма – с другой. АФК обусловливают окислительную модификацию липопротеинов низкой плотности (ЛПНП), активацию коагуляции, вазоконстрикции, сосудистой проницаемости и миграции моноцитов в интиму сосудов, где они трансформируются в пенистые клетки за счет поглощения окисленных ЛПНП, что способствует предатерогенной липидной инфильтации сосудистой стенки [6–9]. Современные представления о молекулярных механизмах развития сосудистых осложнений при СД можно представить в виде следующей последовательности событий: гиперпродукция свободных радикалов в митохондриях в условиях гипергликемии приводит к блокаде гликолиза и направляет окисление глюкозы по альтернативным путям – гексозаминовому, сорбитоловому, пути триозофосфатов с образованием диацилглицерола (ДАГ) – основного активатора протеинкиназы С (ПКС), которая вызывает активацию так называемых стресс-чувствительных сигнальных молекул, таких как ядерный фактор транскрипции NFkB, стрессактивированные протеинкиназы p38MAPK (митогенактивировирующая протеинкиназа) и JNK/SAP [6]. Длительная активация этих сигнальных путей способствует гладкомышечной пролиферации сосудистой стенки и клеточному апоптозу, повышению клеточной адгезии и гемокоагуляции, развитию эндотелиальной дисфункции и повышению сосудистой проницаемости за счет стимулированной ими экспрессии генов провоспалительных цитокинов, играющих определяющую роль в патогенезе атеросклероза, таких как сосудистый эндотелиальный фактор роста, трансформирующий фактор роста, фактор некроза опухоли, ингибитор активатора плазминогена, интерлейкин-6, инсулиноподобный фактор роста и т.д. Таким образом, инициирующая роль гипергликемии и вызываемого ею окислительного стресса в патогенезе развития сосудистых осложнений является общепризнанной. Известно, что в условиях in vitro присутствие глюкозы усиливает свободнорадикальное окисление ЛПНП [10]. Основным фактором, вызывающим атерогенную модификацию ЛПНП in vivo, являются альдегиды – карбонильные соединения, образующиеся при автоокислении глюкозы в условиях гипергликемии – глиоксаль, метилглиоксаль и 3-деоксиглюкозон [11, 12]. Эти a-оксоальдегиды являются чрезвычайно активными соединениями, гликирующими белковые структуры, в том числе и липопротеинов, вызывая их окислительную пероксидацию [13]. Поскольку окислительная модификация ЛПНП, индуцируемая неферментным гликозилированием, резко повышает их атерогеннность, т.е. способность проникать в интиму сосудов и захватываться макрофагами с образованием пенистых клеток, становится понятным существование определенной взаимосвязи между скоростью прогрессирования атеросклероза и уровнем гипергликемии при СД [14]. Чрезвычайно высокая степень окисленности ЛПНП in vivo, выявляемая у больных с СД, объяснима, вероятно, резкой активацией процессов автоокисления глюкозы при декомпенсации углеводного обмена и сопутствующем «карбонильном» (альдегидном) стрессе [15, 16], что может способствовать резкому увеличению окислительной модификации ЛПНП и прогрессированию атеросклероза. Исходя из этого, вполне оправданы попытки ограничить интенсивность свободнорадикального окисления при диабете за счет компенсации углеводного обмена, замедлив тем самым прогрессирование атеросклероза, что подтверждают результаты исследования UKPDS [17]. СД типа 2 характеризуется двумя основными патогенетическими дефектами: снижением чувствительности к инсулину (или инсулинорезистентностью – ИР) и неадекватной секрецией инсулина для преодоления барьера ИР. ИР часто предшествует развитию СД в течение многих лет и является генетически обусловленной, хотя и усугубляется такими внешними факторами, как ожирение, снижение физической активности, беременность и избыток контринсулярных гормонов. Изначально существующая ИР компенсируется за счет гиперинсулинемии, что поддерживает нормальную толерантность к углеводам. Нарушение толерантности к углеводам наблюдается при возрастании ИР или при снижении компенсаторных возможностей инсулиновой секреции либо при прогрессировании обоих дефектов [18–21]. Повышение уровня гликемии и свободных жирных кислот как альтернативного источника энергии может приводить к повышению продукции свободных радикалов, что, как указывалось выше, вызывает активацию основных стресс-чувствительных путей, таких как ПКС, NFkB, JNR/SAP, p38 MAPK, вызывающих усугубление ИР и снижение компенсаторных возможностей инсулярного аппарата [7]. В результате этих нарушений манифестирует клинически явный СД. В современной литературе лавинообразно растет число публикаций, свидетельствующих в пользу окислительного стресса как пускового механизма в прогрессировании ИР и снижении инсулиновой секреции при СД типа 2 [7, 8, 22–24]. Таким образом, современный взгляд на СД типа 2 как на «хроническое неизлечимое и прогрессирующее заболевание» [21] связывает нарастание ИР, снижение функциональной секреторной активности инсулярного аппарата и прогрессирование диабетических микрои макроангиопатий с одним общим механизмом – развитием окислительного стресса, вызывающего последовательную активацию одних и тех же стресс-чувствительных путей, обусловливающих общие молекулярные механизмы тканевого повреждения. Сочетание СД типа 2 с ожирением, артериальной гипертонией и дислипидемией, проявляющейся повышением триглицеридов (ТГ), ЛПНП, липопротеинов очень низкой плотности (ЛПОНП) и снижением уровня липопротеинов высокой плотности (ЛПВП), хорошо известны практическим врачам, и попытки связать эти метаболические и сосудистые нарушения, ведущие к 3–4-кратному повышению риска сердечно-сосудистой летальности, предпринимались еще с середины ХIХ столетия. В 1988 г. проф. Reaven в качестве основной причины развития этой сочетанной патологии, или синдрома, обозначил ИР периферических тканей [25], поэтому и появился термин «синдром ИР», или «метаболический синдром» (МС). В последующие годы интенсивное развитие генетики подтвердило теорию экономного генотипа, высказанную проф. Neel в 1962 г. [26], суть которой состоит в предположении, что в ходе эволюционного развития человечества преимуществом выживания пользовались те особи, которые имели способность к быстрому и эффективному накоплению жира, используемого как основной энергосубстрат в условиях длительного голодания. Единственным гормоном, который способствует отложению нейтральных жиров в жировых депо, является инсулин, и, следовательно, чем выше секреция инсулина, тем больше будет накоплено жира. Исходя из закона обратной связи, стимуляция секреции инсулина происходит при снижении его биологического эффекта на периферии, что может быть обусловлено любой генетической мутацией на пути взаимодействия гормона с периферической тканью, что и приводит к ИР. Генетически обусловленная ИР, по сути, положительное завоевание эволюции, позволившее человечеству выжить в условиях голодания и стрессовых катаклизмов. Однако в современных условиях жизни ИР стала не благоприятным, а отрицательным фактором, ведущим к прогрессированию распространенности на земном шаре ожирения, СД типа 2 и как следствие, повышению риска сердечно-сосудистой летальности. Как взаимосвязаны между собой ИР и сердечно-сосудистая летальность? Снижение чувствительности периферических тканей к действию инсулина вызывает компенсаторную гиперинсулинемию, направленную на преодоление барьера ИР для проявления биологического эффекта действия инсулина. Компенсаторная гиперинсулинемия вызывает прибавку массы тела за счет снижения гликемии и повышения аппетита, что в свою очередь усугубляет ИР жировой ткани. Таким образом, развивается «порочный круг» по типу восходящей спирали, когда каждый новый более высокий уровень компенсаторной гиперинсулинемии вызывает еще большее усугубление ИР, что приводит к стимуляции секреции инсулина и т.д. Самым ранним клиническим проявлением этого «порочного круга» развивающегося МС является постепенное увеличение массы тела, приводящее в итоге к ожирению, которое, как известно, наиболее часто сопровождается риском сердечно-сосудистой летальности. Следующим этапом является нарушение толерантности к углеводам, которая проявляется постпрандиальной гипергликемией, являющейся результатом снижения чувствительности периферических тканей к гипогликемизирующему эффекту действия инсулина. Развитие СД типа 2 – следующего этапа прогрессирования синдрома ИР – зависит от генетически обусловленных потенциальных секреторных возможностей инсулярного аппарата, которые значительно снижаются за счет феномена глюкозотоксичности, являющегося результатом самоокисления глюкозы и окислительного стресса. При манифестации СД типа 2 частота сосудистых катастроф возрастает в 4–5 раз по сравнению с общей популяцией [27, 28]. Помимо диабетического генеза развития сосудистой патологии огромное значение при синдроме ИР имеет сама гиперинсулинемия, поскольку в условиях гиперпродукции инсулина повышается тонус симпатической нервной системы, что ведет к подъему систолического АД. Вместе с тем инсулин активизирует реабсорбцию натрия в почках, что приводит к повышению объема циркулирующей жидкости и, как результат, к увеличению диастолического АД. ИР и гиперинсулинемия сопровождаются развитием дислипидемии, поскольку в условиях ИР, с одной стороны, активизируется липолиз, что приводит к выходу из жировых депо свободных жирных кислот, которые используются в качестве альтернативного глюкозе энергосубстрата, а с другой – в печени активизируется липогенез, за счет стимуляции синтеза жирных кислот из глюкозы, которая не утилизируется вследствие ИР печеночной ткани, но, стимулируя секрецию инсулина, преобразуется в жиры благодаря гиперинсулинемии. Жирные кислоты в составе триглицеридов выходят из печени также и в виде ЛПОНП, богатых триглицеридами, а потому более плотных и мелких частиц, легко проникающих через базальную мембрану в интиму эндотелия с образованием там атеросклеротических бляшек. Таким образом, синдром ИР, или МС, дефиниции которого представлены на рис. 1, является наиболее распространенным фактором риска сердечно-сосудистой летальности. По данным ВОЗ, распространенность МС достигает 15% среди мужчин и 4% среди женщин моложе 40 лет; 23% среди мужчин и 10% среди женщин в возрасте от 40 до 55 лет; 33% среди мужчин и 16% среди женщин старше 55 лет. ИР отмечается при СД типа 2 в 92% случаев, при гипертриглицеридемии – в 84%, при снижении ЛПВП – в 88%, при гиперхолестеринемии – в 54%, при гипертонии – в 58%. Безусловно, справиться с этой глобальной проблемой можно только при изменении образа жизни человечества за счет снижения потребления и увеличения физической активности. Однако в случае выраженных метаболических и сосудистых расстройств снизить риск сердечно-сосудистой летальности немедикаментозными средствами маловероятно. В таких ситуациях необходимы средства, воздействующие на основное патогенетическое звено синдрома – ИР. Наиболее доступным и эффективным средством в настоящее время является метформин, основной механизмом действия которого – снижение ИР за счет повышения активности тирозинкиназы инсулинового рецептора в периферических тканях. В результате улучшается утилизация и окисление глюкозы в периферических тканях [29, 30], подавляются липолиз и окисление свободных жирных кислот как альтернативного энергосубстрата [30, 31]. Именно с повышением чувствительности к инсулину печеночной ткани связывают снижение глюконеогенеза и гликогенолиза [32, 33]. Таким образом, сахароснижающий эффект метформина является не столько гипогликемическим, сколько антигипергликемическим, так как приводит к снижению печеночной продукции глюкозы и уровня гликемии. С повышением чувствительности периферических тканей к инсулину связывают и снижение потребности в инсулине и улучшение функциональных возможностей b-клеток в связи со снижением глюкозотоксичности [34]. Кроме того, как показывают результаты недавних исследований, метформин может способствовать повышению уровня глюкагонподобного пептида-1 (ГПП-1), стимулирующего, как известно, секрецию инсулина, за счет улучшения абсорбции глюкозы в более дистальных отделах тонкого кишечника, где в основном и локализованы L-клетки, секретирующие ГПП-1 [35, 36] Кардиоваскулярные эффекты метформина Впервые кардиоваскулярные эффекты метформина были продемонстрированы в исследовании UKPDS, в котором у пациентов с впервые выявленным СД типа 2, получавших метформин, отмечался значительно меньший риск летальности в связи с СД, развитием инфаркта миокарда и инсульта, а также всех не связанных с СД причин смерти по сравнению с пациентами, получавшими другие виды сахароснижающей терапии, при идентичном уровне гликемического контроля (табл. 1). Этот факт позволил предположить, что положительный кардиоваскулярный эффект метформина не зависит от его антигипергликемического эффекта [17]. В исследовании UKPDS в течение 11 лет наблюдались пациенты с СД, не имевшие выраженных атеросклеротических поражений (только 1% пациентов из всей когорты наблюдавшихся больных имели в анамнезе инфаркт миокарда) [37]. Впоследствии значительный кардиопротективный эффект метформина был также подтвержден в нескольких обсервационных наблюдениях за пациентами с СД, имевшими более выраженную сердечно-сосудистую патологию до назначения метформина. Применение метформина у них было четко ассоциировано с выраженным улучшением кардиоваскулярных событий по сравнению с больными, не получавшими метформин [38–43]. Сводные данные по этим исследованиям приведены в табл. 2. Каковы же механизмы столь выраженного кардиопротективного эффекта метформина, и действительно ли они не зависят от антигипергликемического эффекта препарата? Подтверждением этого предположения мoжно считать результаты многочисленных экспериментальных и клинических исследований, показавшие, что метформин может ингибировать процессы гликирования, независимо от его антигипергликемического эффекта [44–47]. Механизмы снижения процессов неферментативного гликирования обусловленные метформином, активно изучаются в последние годы. Наиболее интересны исследования P.Beisswenger [44] и D.Rugguiero–Lopez [45], продемонстрировавшие способность метформина связывать a-оксалоальдегиды – метилглиоксаль и глиоксаль, образующиеся при автоокислении глюкозы и, как уже упоминалось, активно инициирующие процессы неферментного гликирования. В исследовании in vitro показано, что в условиях, близких к физиологическим, метформин непосредственно реагирует с метил-глиоксалем и глиоксалем, образуя стабильный продукт – триазепинон, который эскретируется с мочой (рис. 2). Несколько исследовательских групп подтвердили эти результаты [48, 49], причем было показано, что у пациентов, получающих метформин, действительно происходит значительное снижение содержания метилглиоксаля в плазме [44] и повышенное выделение триазепина с мочой [50], коррелирующее с дозой получаемого препарата. Альтернативным объяснением снижения уровня метилглиоксаля при применении метформина, разумеется, может быть снижение окислительного стресса за счет снижения уровня гликемии [51]. Снижение окислительного стресса и повышение антиоксидантной защиты может приводить к повышению активности глицеральдегид-3-фосфат-дегидрогеназы (GAPDH) за счет снижения ее окислительной модификации [6], что может сопровождаться снижением продукции метилглиоксаля [52]. Безусловно, снижение окислительного стресса в результате повышения чувствительности к инсулину и снижения гликемии сопровождается активацией гликолиза и, как результат, падением активности альтернативных путей самоокисления глюкозы, в первую очередь это касается пути триозофосфатов, конечными продуктами которого являются метилглиоксаль и ДАГ, основной активатор ПКС, роль которой в развитии диабетических сосудистых осложнений считается ключевой [6]. ПКС играет основную роль в сокращении гладкомышечных клеток сосудистой стенки (ГМКСС), а также в росте и дифференцировке ГМКСС и кардиомиоцитов [53–58], отчасти за счет активации ею MAP-киназы, которая в свою очередь фосфорилирует факторы транскрипции и изменяет баланс экспрессии генов, что способствует клеточному делению и повышает продукцию экстрацеллюлярного матрикса. В диабетическом сердце активизация ПКС приводит к процессам ремоделирования [59]: PКС-a и -b связаны с гипертрофией миокарда. Активация ПКС приводит к изменениям внутриклеточного Ca и pH – важных модуляторов стимулированного ростовыми факторами митогенеза и сокращения [61]. Апоптоз гладкомышечных клеток сосудистой стенки, индуцированный АФК, также является зависимым от активности ПКС процессом [60]. Адгезивные молекулы, вовлекаемые в процесс взаимодействия моноцитов и эндотелия, – Е-селектин, внутриклеточные адгезивные молекулы-1 и сосудистые адгезивные молекулы – в условиях гипергликемии экспрессируются через активацию NFkB протеинкиназой С [62]. Показано, что экспозиция эндотелиальных клеток с метформином снижает экспрессию Е-селектина, внутиклеточных адгезивных молекул-1 и сосудистых адгезивных молекул [63, 64], что подтверждает антиатерогенный эффект препарата. Со снижением выраженности окислительного стресса и стимулирующего влияния ПКС связывают и падение уровня ингибитора активатора плазминогена-1 [65, 66], и повышение уровня тканевого активатора плазминогена [67] на фоне применения метформина. Улучшению реологии крови, а следовательно, и снижению риска внутрисосудистого тромбоза способствует снижение агрегации тромбоцитов и активности VII [68] и XIII [69] факторов свертывания на фоне метформина. Особое значение в антиатеросклеротическом эффекте действия метформина имеет улучшение липидного профиля и снижение атерогенного потенциала плазмы, проявляющееся в снижении уровня триглицеридов, общего ХС и ЛПНП [70], при менее выраженном повышении уровня ЛПВП. Нами было продемонстрировано значимое снижение уровня окисленных ЛПНП в плазме пациентов, получавших метформин, в 5 раз более выраженное, чем у пациентов, получавших препараты сульфонилмочевины, при сравнимом уровне достижения компенсации углеводного обмена [71], что подтверждает независимость ангиопротективного эффекта препарата от его антигипергликемического действия и позволяет объяснить снижение прогрессирования атеросклеротических поражений подавлением окислительной модификации ЛПНП, что в результате приводит к меньшему поглощению последних сосудистой стенкой с последующей предатерогенной липидной инфильтрацией сосудов. В рандомизированном исследовании метформина у пациентов с МС показано улучшение эндотелийзависимой микроциркуляции и улучшение симптомов ишемии миокарда, включая снижение депрессии ST-сегмента на 38% и загрудинных болей на 30% при тесте с физической нагрузкой [72]. На фоне приема метформина и повышения чувствительности к инсулину снижается потребность в гиперинсулинемии, в результате чего подавляется проатерогенное влияние избыточной продукции инсулина, проявляющееся, как уже говорилось, в развитии дислипидемии, повышении АД, нарушении реологии крови и гиперурикемии. Однако в больших дозах у некоторых пациентов препарат вызывает желудочно-кишечные расстройства, что делает его труднопереносимым. Кроме того, метформин как представитель класса бигуанидов может спровоцировать развитие лактат-ацидоза за счет стимуляции анаэробного гликолиза, что требует жесткого учета всех возможных противопоказаний к его назначению, таких как гипоксические состояния, почечная и печеночная недостаточность, анемии и алкоголизм. Несмотря на потенциальный фатальный исход лактат-ацидоза, это состояние чрезвычайно редкое (менее 1 случая на 100 тыс. леченых пациентов) [73]. Однако несмотря на то что метформин не может назначаться всем без исключения пациентам с СД типа 2, на сегодняшний день он является препаратом 1-го выбора при впервые выявленном СД типа 2, поскольку он не только эффективно снижает гликемию без риска гипогликемических состояний, но и наиболее значимо, как показали результаты исследования UKPDS, снижает риск всех причин летальности, связанных с диабетом, в первую очередь подавляя прогрессирование сосудистых осложнений, благодаря улучшению липидного спектра и реологии крови. Обычно монотерапия метформином приводит к снижению содержания НbА1с примерно на 1,5% [74, 75], не стимулирует секрецию инсулина и, следовательно, не сопровождается гипогликемическими состояниями и может безопасно применяться у пациентов с преддиабетической гипергликемией без риска развития гипогликемий [76]. Основные негликемические эффекты метформина заключаются в стабилизации или умеренном снижении массы тела, что выгодно отличает его от других сахароснижающих препаратов. Вместе с тем клинический опыт применения метформина показывает, что врачи общей практики обычно используют недостаточные дозы для получения оптимального антигипергликемического эффекта препарата. В исследовании UKPDS оптимальная среднесуточная доза препарата в группе интенсивного лечения составила 2550 мг, что и обусловило столь выраженный кардиоваскулярный эффект в течение всего периода наблюдения. В ряде исследований показано, что эффективность сахароснижающего действия препарата нарастает по мере увеличения дозы с 2000 до 3000 мг/с, тогда как выраженность побочных эффектов и опасность развития лактат-ацидоза не зависят ни от дозы метформина, ни от возраста пациента, ни от длительности применения препарата. Снизить выраженность побочных эффектов метформина со стороны желудочно-кишечного тракта, таких как тошнота, металлический вкус во рту, метеоризм и диарея, можно за счет постепенной титрации суточной дозы (увеличивая на 500 мг в 7–14 дней) до достижения максимально эффективной дозы (2000–2500 мг). При такой тактике титрации дозы через 2–3 мес терапии побочные эффекты со стороны желудочно-кишечного тракта исчезают самостоятельно [77]. Другим лимитирующим назначением оптимальных дозировок метформина фактором является риск развития лактат-ацидоза. По статистическим данным, отмечается не более 3 случаев развития лактат-ацидоза на 100 тыс. получающих метформин пациентов в год. Анализ этих показателей позволил утверждать, что в большинстве случаев, описываемых как «метформинассоциированный лактат-ацидоз», причиной развития этого осложнения были сопутствующие патологические состояния, а не назначение метформина [78]. Систематизированный анализ 164 исследований, включавших более 60 тыс. пациентов, показал, что риск развития лактат-ацидоза на фоне приема метформина не превышает такового на фоне применения других сахароснижающих средств при условии исключения всех противопоказаний к его назначению [78]. Противопоказания к назначению метформина: • диабетический кетоацидоз или диабетическая прекома; • почечная недостаточность с уровнем креатинина >136 мкмоль/л у мужчин и >110 мкмоль/л у женщин при клиренсе креатинина <60 мл/мин; • острые состояния, потенциально способствующие нарушению функции почек (дегидратация, острые инфекции, шок, введение йодконтрастных веществ); • острые или хронические заболевания, сопровождающиеся развитием тканевой гипоксии (сердечная или дыхательная недостаточность, острый инфаркт миокарда или шок, анемия); • печеночная недостаточность; • беременность и лактация; • хронический алкоголизм. В последние годы возрос интерес к применению метформина не только при СД типа 2, но и при других патологических состояниях, связанных с ИР. В частности, Американская диабетическая ассоциация (АDA) рекомендует метформин не только в качестве препарата первого выбора при лечении СД, но и в целях профилактики развития СД при нарушенной толерантности к глюкозе и нарушении гликемии натощак на основании результатов проведенного исследования по профилактике СД типа 2, выявившего снижение риска развития СД на 31% на фоне изменения образа жизни в комбинации с приемом плацебо и на 58% (p<0,001) на фоне изменения образа жизни в комбинации с метформином [79]. Поскольку препарат не обладает гипогликемизирующим эффектом, его успешно применяют и при лечении МС, характеризующегося абдоминальным ожирением, дислипидемией и артериальной гипертонией, достигая положительных изменений как со стороны массы тела, так и липидного обмена и АД. На фоне применения метформина достоверно улучшается функция печени при характерном для синдрома ИР жировом гепатозе или неалкогольном стеатозе печени [80]. Успешные результаты по индукции овуляции на фоне приема метформина у женщин с синдромом поликистозных яичников, также характеризующегося ИР, позволили Американской ассоциации клинических эндокринологов рекомендовать метформин для лечения женщин с этой патологией [81]. Таким образом, оценивая эффективность метформина при лечении пациентов с СД типа 2, можно заключить, что именно метаболические и кардиопротективные свойства обоснованно определили его место как препарата первого выбора в совместном консенсусе Американской диабетологической ассоциации, Европейской ассоциации по изучению диабета и Международной диабетологической федерации при лечении пациентов с вновь выявленным СД дополнительно к необходимому изменению образа жизни [82]. Препарат показан всем пациентам независимо от массы тела, возраста и уровня гликемии (за исключением ситуаций, когда требуется инсулинотерапия). Вместе с тем метформин является и необходимой фармакологической основой для комбинированной терапии с другими антидиабетическими средствами, включая инсулинотерапию.
×

About the authors

L. V Nedosugova

References

  1. World Health Organisation. The World Health Report 1998. Life in 21st Century – a Vision for ALL. Geneva: World Health Organisation, 1998.
  2. Hsueh W.A., Law R.E. Cardiovascular risk continuum: Implications of insulin resistance and diabetes. Am J Med 1998; 105: 4S–14S.
  3. O'Brien R.C., Luo M. The effects of gliclazide and other sulfonylureas on low - density lipoprotein oxidation in vitro. Methabolism 1997; 46 (Suppl. 1): 22–5.
  4. Доборджгинидзе Л.М., Грацианский Н.А. Роль статинов в коррекции диабетической дислипидемии. Сах. диаб. 2001; 2: 41–7.
  5. Coutinho M, Gerstein H.C., Wang Y, Yusuf S. The relationship between glucose and incident cardiovascular events: a metaregression analysis of published data from 20 studies of 95,783 individuals followed for 12,4 years. Diabetes Care 1999; 22: 233–40.
  6. Brownlee M. Biochemistry and molecular cell biology of diabetic complications. Nature 2001; 414: 813–20.
  7. Evans J.L., Goldfine I.D., Maddux B.A., Grodsky G.M. Are Oxidative Stress-Activated Signaling Pathways Mediators of Insulin Resistance and b-Cell Dysfunction? Diabetes 2003; 52: 1–8.
  8. Paolisso G, Giugliano D. Oxidative stress and insulin action: is there a relationship? Diabetologia 1996; 39: 357–63.
  9. Watts G.F., Playford D.A. Dislipoproteinaemia and hyperoxidative stress in the pathogenesis of endothelial dysfunction in non - insulin dependent diabetes mellitus: an hypothesis. Atherosclerosis 1998; 141: 17–30.
  10. Bucala R, Makita Z, Koschinsky T et al. Lipid advanced glycosylation: pathway for lipid oxidation in vivo. Proc Natl Acad Sci USA 1993; 90: 6434–8.
  11. Phillips S, Thornalley P. The formation of methylglyoxal from triose phosphates. Investigation using a specific assay for methilglyoxal. Eur J Biochem 1993; 212: 104–5.
  12. Richard J.P. Mechanism for the formation of methylglyoxal from triosephosphates. Biochem Soc Trans 1993; 21: 549–53.
  13. Ruggiero D, Lecomte M, Rellier N et al. Reaction of metformin with reducing sugars and dicarbonyl compounds (Abstract). Diabetologia 1997; 40 (suppl. 1): A310.
  14. Mullarkey C.J., Edelstein D, Brownlee M. Free radical generation by early glycation products: A mechanism for accelerated atherogenesis in diabetes. Biochem Biophys Res Commun 1990; 173: 932–9.
  15. Giugliano D, Ceriello A, Paolisso G. Oxidative stress and diabetic vascular complications. Diabetes Care 1996; 19: 257–67.
  16. Van Dam P.S., Van Asbeck B.S., Erkelens B.W. et al. The role of oxidative stress in neuropathy and other diabetic complications. Diabetes Metab Rev 1995; 11: 181–92.
  17. UK Prospective Diabetes Study Group Intensive blood - glucose control with sulphonylureas or insulin compared with conventional treatment and risk of complications in patients with type 2 diabetes (UKPDS 33). Lancet 1998; 352: 837–53.
  18. De Fronzo R.A. Pathogenesis of type 2 diabetes: metabolic and molecular implications for identifying diabetes genes. Diabetes Rev 1997; 5: 177–269.
  19. Kahn C.R., Vicent D, Doria A. Genetics of non - insulin - dependent (type-II) diabetes mellitus. Annu Rev Med 1996; 47: 509–31.
  20. Oberley L.M. Free Radic and Diadetes. Free Radic Biol Med 1988; 5: 113–24.
  21. Reaven G.M. 2000. Insulin resistance and its consequences: type 2 diabetes mellitus and coronary heart disease. In: Le Roith D, Taylor S.I., Olefsky J.M., eds. Diabetes mellitus: a fundamental and clinical text. Philadelphia: Lippincott Williams & Wilkins; 604–15.
  22. Ceriello A. Oxidative stress and glycemic regulation. Metabolism 2000; 49: 27–9.
  23. Ho E, Bray T.M. Antioxidants, NF - kappaB activation, and diabetogenesis. Proc Soc Exp Biol Med 1999; 222: 205–13.
  24. Miwa I, Ichimura N, Sugiura M et al. Inhibition of glucose - induced insulin secretion by 4-hydroxy-2-nonenal and other lipid peroxidation products. Endocrinology 2000; 141: 2767–72.
  25. Reaven G.M. Role of insulin resistance in human disease. Diabetes 1988; 37: 1595–607.
  26. Neel J.V. Diabetes mellitus: a «thrifty» genotype rendered detrimental by «progress»? Am J Hum Genet 1962; 14: 353–62.
  27. Fore W.W. Noninsulin - dependent diabetes mellitus. The prevention of complications. Med Clin North Am 1995; 79: 287–98.
  28. Uusitupa M, Niskanen L.K., Siitonen O. Ten - year cardiovascular mortality in relation to risk factors and abnormalities in lipoprotein composition in type 2 (non - insulin - dependent) diabetic and non - diabetic subjects. Diabetologia 1993; 36: 1175.
  29. Kirpichnikov D, Mc Farlane S.I., Sowers J.R. Metformin: an update. Ann Intern Med 2002; 137: 25–33.
  30. Riccio A, Del Prato S, Vigili de Kreutzenberg S, Tiengo A. Glucose and lipid metabolism in non - insulin - dependent diabetes. Effect of metformin. Diabete Metab 1991; 17: 180–4.
  31. Perriello Y.B., Misericordia P, Volpi E et al. Acute antihyperglycemic mechanisms of metformin in NIDDM. Evidence for suppression of lipid oxidation and hepatic glucose production. Diabetes 1994; 43: 920–8.
  32. Radziuk J, Zhang Z, Wiernsperger N, Pye S. Metformin and its liver targets in the treatment of type 2 diabetes. Curr Drug Targets Immune Endocrin Metab Disord 2003; 3: 151–69.
  33. Wollen N, Bailey C.J. Inhibition of hepatic gluconeogenesis by metformin. Synergism with insulin. Biochem Pharmac 1988; 37: 4353–8.
  34. Ferner R.E., Rawlins M.D., Alberti K.G.M.M. Impaired B - cell responses improve when fasting blood glucose concentrate is reduced in noninsulin - dependent diabetes. Quat J Med 1988; 250: 137–46.
  35. Lindsay J.R., Duffy N.A., Mc Killop A.M. et al. Inhibition of dipeptidyl peptidase IV activity by oral metformin in Type 2 diabetes. Diabet Med 2005; 22: 654–7.
  36. Sinha Roy R, Bergeron R, Zhu L et al. Metformin is a GLP-1 secretagogue, not a dipeptidyl peptidase - 4 inhibitor. Diabetologia 2007; 50 (suppl. 1): S284.
  37. UKPDS Group. UK Prospective Diabetes Study 6. Complications in newly - diagnosed type 2 diabetic patients and their association with different clinical and biochemical risk factors. Diabetes Res 1990; 13: 1–11.
  38. Kao J, Tobis J, Mc Clelland R.L. et al. Relation of metformin treatment to clinical events in diabetic patients undergoing percutaneous intervention. Am J Cardiol 2004; 93: 1347–50.
  39. Johnson J.A., Majumdar S.R., Simpson S.H.,Toth E.L. Decreased mortality associated with the use of metformin compared with sulphonylurea monotherapy in type 2 diabetes. Diabetes Care 2002; 25: 2244–8.
  40. Johnson J.A., Simpson S.H., Toth E.L., Majumdar S.R. Reduced cardiovascular morbidity and mortality associated with metformin use in subjects with type 2 diabetes. Diabet Med 2005; 22: 497–502.
  41. Eurich D.T., Majumdar S.R., Mc Alister F.A. et al. Improved clinical outcomes associated with metformin in patients with diabetes and heart failure. Diabetes Care 2005; 28: 2345–51.
  42. Evans J.M., Ogston S.A., Emslie-Smith A, Morris A. Risk of mortality and adverse cardiovascular outcomes in type 2 diabetes: a comparison of patients treated with sulphonylureas and metformin. Diabetologia 2006; 49: 930–6.
  43. Sgambato S, Varricchio M, Tesauro P et al. L'utilisation de la metformin dans la cardiopathie ischemique. Clin Ter 1980; 94: 77–85.
  44. Beisswenger P, Howell S, Touchette A et al. Metformin reduces systemic methylglyoxal levels in type 2 diabetes. Diabetes 1999; 48: 198–202.
  45. Ruggiero-Lopez D, Lecomte M, Moinet G et al. Reaction of metformin with dicarbonyl compounds, possible implication in the inhibition of advanced glycation end product formation. Biochem Pharmacol 1999; 58: 1765–73.
  46. Ruggiero-Lopez D, Lecomte M, Rellier N et al. Reaction of metformin with reducing sugars and dicarbonyl compounds (Abstract). Diabetologia 1997; 40 (suppl. 1): A310.
  47. Tanaka Y, Iwamoto H, Onuma T.R.K. Inhibitory effect of metformin on formation of advanced glycation end products. Curr Ther Res 1997; 58: 693–7.
  48. Battah S, Ahmed N, Thornalley P. Kinetics and mechanism of the reaction of metformin with methylglyoxal. In: Kumamoto, Japan Eds. International Congress Series: Proceedings of the 7th International Maillard Symposium. Elsevier. Amsterdam–New York. 2002.
  49. Cheng C, Chang H. Metabolism of metformin in the rat [Abstract]. Drug Metab Rev 2000; 32 (suppl. 2): 266.
  50. Ruggiero–Lopez D, Howell S.K., Szwergold B.S. et al. Metformin reduces methylglyoxal levels by formation of a stable condensation product (Triazepinone) [Abstract). Diabetes 2000; 49 (suppl. I): A124.
  51. Standaert M.L., Galloway L, Karnam P et al. Protein kinase C - zeta as a downstream effector of phosphatidylinositol 3 - kinase during insulin stimulation on rat adipocytes. Potential role on glucose transport. J Biol Chem 1997; 272: 30075–82.
  52. Beisswenger P, Howell S, Smith K, Szwergold B. Glyceraldehyde - 3 - phosphate dehydrogenase activity as an independent modifier of methylglyoxal levels in diabetes. Biochim Biophys Acta 2003; 1637: 98–106.
  53. Andrea J.E., Walsh M.P. Protein kinase C of smooth muscle. Hypertension 1992; 20: 585–95.
  54. Malhotra A, Reich D, Nakouzi A et al. Experimental diabetes is associated with functional activation of protein kinase C epsilon and phosphorylation of troponin-I in the heart, which are prevented by angiotensin II receptor blockade. Circ Res 1997; 81: 1027–33.
  55. Takeishi Y, Chu G, Kirkpatrick D.M. et al. In vivo phosphorylation of cardiac troponin-I by protein kinase C - bII decreases cardiomyocyte calcium responsiveness and contractility in transgenic mouse hearts. J Clin Invest 1998; 102: 72–8.
  56. Williams B. Glucose - induced vascular smooth muscle dysfunction: the role of protein kinase C. J Hyperten 1995; 13: 477–86.
  57. Williams B, Gallacher B, Patel H, Orme C. Glucose - induced protein kinase C activation regulates vascular permeability factor mRNA expression and peptide production by human vascular smooth muscle cells in vitro. Diabetes 1997; 46: 1497–503.
  58. Williams B, Schrier R.W. Characterization of glucose - induced in situ protein kinase C activity in culture vascular smooth muscle cells. Diabetes 1992; 41: 1464–72.
  59. Liu X, Wang J, Takeda N et al. Changes in cardiac protein kinase C activities and isozymes in streptozotocin - induced diabetes. Am J Physiol 1999; 277: E798–804.
  60. Li P-F, Maasch C, Haller H et al. Requirement for protein kinase C in reactive oxygen species - induced apoptosis of vascular smooth muscle cells. Circulation 1999; 100: 967–73.
  61. Touyz R.M., Schiffrin E. Growth factors mediate intracellular signalling in vascular smooth muscle cells through protein kinase C-linked pathways. Hypertension 1997; 30: 1440–7.
  62. Park J-Y, Takahara N, Gabriele A et al. Induction of endothelin - 1 expression by glucose: an effect of protein kinase C activation. Diabetes 2000; 49: 1239–48.
  63. Mamputu J.C., Wiernsperger N.F., Renier G. Antiatherogenic properties of metformin: the experimental evidence. Diabetes Metab 2003; 29: 6S71–6.
  64. Wiernsperger N.F., Bouskela E. Microcirculation in insulin resistance and diabetes: more than just a complication. Diabetes Metab 2003; 29: 6S77–87.
  65. Nagi D.K., Yudkin J.S. Effects of metformin on insulin resistance, risk factors for cardiovascular disease, and plasminogen activator inhibitor in NIDDM subjects. A study of two ethnic groups. Diabetes Care 1993; 16: 621–9.
  66. Grant P.J. Beneficial effects of metformin on haemostasis and vascular function in man. Diabetes Metab 2003; 29: 6S44–52.
  67. Gregorio F, Ambrosi F, Manfrini S et al. Poorly controlled elderly Type2 diabetic patients: the effects of increasing sulphonylurea dosages or adding metformin. Diabet Med 1999; 16: 1016–24.
  68. Grant P.J. Metformin reduces circulating factor VII concentrations in patients with type 2 diabetes mellitus. Thromb Haemost 1998; 80: 209–10.
  69. Standeven K.F., Ariens R.A., Whitaker P et al. The effect of dimethyl - biguanide on thrombin activity, FXIII activation, fibrin polymerization, and fibrin clot formation. Diabetes 2002; 51: 189–97.
  70. Despres J.P. Potential contribution of metformin to the management of cardiovascular disease risk in patients with abdominal obesity, the metabolic syndrome and type 2 diabetes. Diabetes Metab 2003; 29: 6S53–61.
  71. Недосугова Л.В. Возможные механизмы антиатеросклеротического эффекта глюкофажа. Сах. диаб. 2006; 3: 6–9.
  72. Jadhav S, Ferrell W, Greer I.A. et al. Effects of metformin on micro - vascular function and exercise tolerance in women with angina and normal coronary arteries: a randomized, double - blind, placebo - controlled study. J Am Coll Cardiol 2006; 48: 956–63.
  73. Salpeter S, Greyber E, Pasternak G, Salpeter E. Risk of fatal and nonfatal lactic acidosis with metfromin use in type 2 diabetes mellitus. Cochrane Database Syst Rev 2006 CD002967.
  74. Bailey C.J., Turner R.C. Metformin. N Engl J Med 1996; 334: 574–83.
  75. De Fronzo R, Goodman A. Multicenter Metformin Study Group: Efficacy of metformin in patients with non - insulin - dependent diabetes mellitus. N Engl J Med 1995; 333: 541.
  76. Diabetes Prevention Program Research Group. Reduction in incidence of type 2 diabetes with lifestyle intervention or metformin. N Engl J Med 2002; 346: 393–403.
  77. Howlett H, Davidson J. New prolonged - release metformin improves gastrointestinal tolerability. Br J Diabetes Vasc Dis 2004; 4: 273–7.
  78. Lalau J.D., Race J.M. Lactic acidosis in metformin therapy: searching for a link with metformin in reports of «metformin - associated lactic acidosis». Diabetes Obes Metab 2000; 2: 1–7.
  79. Diabetes Prevention Program Research Group. Reduction in the incidence of type 2 diabetes with lifestyle intervention or metformin. N Engl J Med 2002; 346: 393–403.
  80. Nair S, Diehl A.M., Wiseman M et al. Metformin in the treatment of non - alcoholic steatohepatitis: a pilot open label trial. Aliment Pharmacol Ther 2004; 20: 23–8.
  81. Balen A.H., Rutherford A.J. Managing anovulatory infertility and polycystic ovary syndrome. BMJ 2007; 335: 663–6.
  82. Nathan D.M. et al. Medical Management of Hyperglycemia in Type 2 Diabetes: A Consensus Algorithm for the Initiation and Adjustment of Therapy Diabetes Care 2009; 32: 1–11.

Supplementary files

Supplementary Files
Action
1. JATS XML

Copyright (c) 2009 Consilium Medicum

Creative Commons License
This work is licensed under a Creative Commons Attribution-NonCommercial-ShareAlike 4.0 International License.

СМИ зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации СМИ: серия ПИ № ФС77-63969 от 18.12.2015. 
СМИ зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации СМИ: серия
ЭЛ № ФС 77 - 69134 от  24.03.2017.

This website uses cookies

You consent to our cookies if you continue to use our website.

About Cookies